Во вторник 4 июля 1978 года я ехал на своем «Жигулике» в сторону Невского проспекта. Было около шести часов вечера, и я слегка нервничал, поскольку сегодня должен был открывать двери клуб филофонистов (собирателей грампластинок). Эта обязанность каждый раз переходила к другому члену правления. Как назло, если очередь доходила до меня, то случалось что-нибудь такое, что заставляло опаздывать на 5-10 минут. Собирались мы по вторникам каждую неделю, и клуб, чуть ли не единственный на всю страну, являлся предметом нашей гордости. Все коллекционеры грампластинок в Союзе вынуждены были тайком собираться по подворотням, паркам и толкучкам, а мы, питерские, имели официально признанный клуб, попасть в члены которого было не так-то легко. Достаточно сказать, что для оформления туда требовались три фотографии: одна на анкету, другая на членский билет, а третья прямиком шла в Большой Дом на Литейном проспекте, где на каждого из нас было заведено специальное досье.
До открытия клуба оставалось около десяти минут, и я гнал, что было сил, как вдруг уже почти у самого Невского был вынужден резко затормозить. Впереди образовалась небольшая, но довольно плотная пробка из автомашин. На Невском явно происходило нечто экстраординарное. Со смешанным чувством досады и любопытства я подошел к собравшейся толпе. Рассмотреть, что делается впереди, было невозможно, зато хорошо просматривался мост через Мойку, по которому в сторону Садовой улицы шли какие-то люди. Одни что- то пели, другие несли транспаранты с надписями, рассмотреть которые я не смог.
Я стал расспрашивать, но никто ничего толком не понимал. Ясно было одно: происходила стихийная демонстрация. До этого я слышал о листовках, время от времени разбрасываемых по станциям метрополитена, о поджоге большого транспаранта, посвященного 100-летию со дня рождения Владимира Ильича, о не вполне цензурном слове, выбитом на его памятнике у Финляндского вокзала, и о многом другом, а теперь видел, наконец, и демонстрацию. Но по какому поводу?
Демонстрация оказалась весьма многочисленной. Было ясно, что головная часть колонны уже прошла, народ все шел и шел, в основном, молодые парни и девушки. Некоторые держали в руках гитары и распевали во все горло знакомые мне «попсовые» мелодии и песни...
Я начал кое о чем догадываться, а когда мне удалось прочитать одни из наскоро намалеванных транспарантов, то все стало ясно. Так вот во что вылилась с самого начала непонятная затея министерства культуры - провести концерт поп-музыки на Дворцовой площади!
Примерно за полтора месяца до описываемого события многие, в том числе и я, слышали передачу английской радиостанции Би-Би-Си, в которой рассказывалось, что между одной из западных кинофирм и министерством культуры СССР заключено соглашение о проведении в Ленинграде совместного концерта под открытым небом. С западной стороны должны были участвовать американские ансамбли «Сантана» и «Бич-бойз», певица Джоан Баез и другие, а с советской - ансамбль «Поющие гитары», Алла Пугачева и т. д. Поначалу этому сообщению никто не поверил, но после того, как в советской прессе появились официальные подтверждения, все с нетерпением стали ждать, что же получится?
Мне было ясно, что в таком виде, как это задумано устроителями, концерт состояться не сможет. Западная сторона предложила провести его совершенно свободно, без каких-либо входных билетов, и снять фильм о русских любителях поп-музыки. Советская сторона с самого начала была против этого и даже не из коммерческих соображений, а, как всегда, из политических. Опасаясь эксцессов, советские организаторы концерта рассчитывали заполнить Дворцовую площадь «своими» людьми, использовав для этого курсантов милицейских школ, военных училищ, комсомольских работников и т. д. Поэтому они с самого начала стремились ввести входные билеты, против которых западная сторона активно возражала. Все эти подробности стали известны коллекционерам города через друзей с киностудии Ленфильм, где базировалась западная киногруппа, приехавшая для подготовки съемок фильма.
Концерт действительно отменили, но официальная печать забыла сообщить об этом. Забыли горе-организаторы и о том, что в стране есть миллионная армия любителей поп-музыки, которые с нетерпением ждали объявленного числа, чтобы съехаться в Ленинград и насладиться необычным зрелищем. То, что концерт не состоится, знали очень немногие в Ленинграде и совсем не знали в других городах.
На концерт съехалось множество студентов почти из всех городов страны, и к назначенному часу все собрались на Дворцовой площади. Каково же было их разочарование, когда вместо заветных поп-ансамблей их ждали усиленные наряды милиции?
Демонстрация длилась уже полчаса. Вдруг толпа любопытных вздрогнула и расступилась. Сквозь нее стрелой промчался какой-то взъерошенный, невзрачный человек и побежал по тротуару вдоль стоявших автомобилей. Я проводил его взглядом и заметил, что он почему-то дергает ручки дверей некоторых автомобилей. Все оказались запертыми, когда же он добежал до моего автомобиля, то его дверца оказалась открытой, и он скользнул внутрь
Почуяв неладное, я стрелой пустился вслед и, когда, наконец, оказался на своем водительском месте, зло уставился на незваного пассажира. В ответ он протянул мне красную милицейскую книжечку и сказал, что выполняет спецзадание. Дело принимало неприятный оборот. Милиционер вытащил из кармана портативную рацию и стал связываться по радио со своим начальством. Из его отрывистого доклада я понял, что он был внедрен в толпу демонстрантов органами КГБ для того, чтобы выявлять зачинщиков и указывать на них подъезжавшим милиционерам.
В ответ его спросили, где он находится, и приказали ждать на месте. Прикинувшись ничего не понимающим, я начал расспрашивать его. Вначале неохотно, но затем, видимо, почувствовав потребность выговориться перед кем-нибудь, он рассказал мне, что КГБ заранее знало, что демонстрация готовится неким ядром студентов из Политехнического института, которые написали транспаранты и даже подготовили специальную группу боевиков, которая и вышвырнула его и других агентов КГБ, как только заметила, что они подают милиции какие-то знаки. Некоторые боевики были настроены очень решительно, но, видимо, подчиняясь приказу, обошлись с ким вполне корректно, если не считать сильного пинка. Агент и сам не одобрял действий сотрудников КГБ, которые, не вполне рассчитывая на свои силы, попросили помощь у милиции. Известно, что милицейские не жалуют гебешников, а те, в свою очередь, презирают милицейских, но при необходимости они обязательно приходят друг другу на помощь.
Подъехала черная «Волга», набитая такими же «гихарями», как мой собеседник, и он, не попрощавшись, выскочил из машины. Демонстрация прошла, и пробка постепенно начала рассасываться. Через пять минут я уже катил по направлению к клубу. Опоздал минут на сорок и, если бы не вещественное доказательство - рваный и истоптанный ногами плакат с крупной надписью: «Свободу музыке», подобранный мною, то, наверняка, был бы растерзан коллекционерами.
Опубликовано в газете «Новое русское слово» от 05.07.1980.