Помню, нам <...> порекомендовали найти Николая Беляка, известного в кругах знакомых филологов и философов интерьерными (контекстными) пушкинскими постановками в Юсуповском Дворце («Сцены из Фауста»), на Мойке,12 («Каменный гость»). Придя в гости к филологу Маше Виролайнен и Беляку, мы попали словно под прицел некоего интеллектуально-театрального аналитического аппарата. Тогда, помню, повеяло трепетом высокой ответственности: оказывается, вовсе не то страшно, что «повинтят», а то, что входишь в контакт с культурными пластами самой высшей пробы. «Операция» по захвату силами Театра обречённого на снос пустующего Дома на Владимирской готовилась в театральном закутке на Апраксином переулке и в Сайгоне. В событиях и делах 1986 – 88 годов, закрутившихся вокруг Группы Спасения, отдельные эпизоды почти неразличимы. Очень плотна ткань и концентрация. Сайгон остаётся для нас центральной точкой города, местом ежедневной встречи с разнообразными формами жизни, местом споров, знакомств, и одновременно становится штабом движения в защиту памятников.
Театрализованный митинг - первая публичная Акция времён перестройки – стал поворотным моментом и для нас; до того все наши «общественные» действия вроде писем протеста против «стамески» на площади Восстания или ежегодной мемориальной доски Гумилёву на 5-й линии – начинались и заканчивались в своём кругу. Всё это обсуждалось в Сайгоне, дома у Ольги Матюшкиной или у Китайца, потом вместе «шли на дело», возвращались и наблюдали результат как бы со стороны. Осенью 1986-го впервые затея на Владимирской была столь серьёзной, что разбежаться, «затесавшись в толпе», уже бы не удалось: радиофикация полуразрушенного дома, фанфары, открытый микрофон на площади – ясно было, что если удастся всё это протолкнуть, отдача будет такой, что мало не покажется. Все наши знали о попытках спасти дом Дельвига и принимали в этом активное участие. В толпе, запрудившей Владимирскую в тот день, было множество экспедиционных, дворцовских и сайгонских друзей. Афиши, расклеенные на площади в ночь на 19-е и поутру, писала, например, художница Среднеенисейской экспедиции Ольга Слёзкина, человек дивный и известный астролог. А археолог Костя Чугунов в качестве фотографа оказался аж на колокольне Владимирской церкви (кажется, единственный из всех моих знакомых)
… Мне было не по себе. Помню отчаянные ощущения, когда мы уходили с площади победителями. Очень сильно хотелось «проснуться» в прежнюю жизнь, лишённую всякой публичности общественной борьбы.
Для Алексея Ковалёва, немало натерпевшегося от своих в начале 1980-х, в 86-м наступает эпоха реализации уязвленных амбиций. Из яркой, эксцентричной и эгоцентричной фигуры мира археологически-сайгонско-ЛИТОшного он превратился в реального лидера значительной части нашего разнородного сообщества, буквально приведя его (особенно к весне 1987-го) в авангард освоения общественно-политического пространства. Правда, хождение САЭвско-сайгонских масс на баррикады и площади длилось совсем недолго. После митингов и скандалов «Англетера» органическая неприязнь к публичности взяла свое, и многие из участников первых собраний Группы Спасения в 1987-88-м вернулись в приватную жизнь. Сохранив, впрочем, и интерес, и симпатии.