Фрагмент интервью, записанного Максимом Дьяконским. Полный текст можно прочитать в библиотеке.
И вот когда идея независимой литературной премии стала созревать, мы сели втроём: Борис Иванович Иванов, я и Юра Новиков, и я предложил назвать её «премия Альбера Камю». Почему? У меня есть бутылка коньяка «Камю». Камю – однофамилец писателя, знаменитый винодел, ну и Камю – «наш человек, мы его столько читали, переводили», «Миф о Сизифе», «Праведники» про террористов, свой человек. На что Борис Иванович вполне резонно возразил: «Ну хорошо, премия бутылка коньяку, лауреаты её разопьют – и всё. А в следующем году где у нас коньяк?» Я говорю: «Согласен, покупать дорого, да и в "Берёзку" не всякого пускают». Борис Иванович: «Тем более что Камю – не отечественный автор, давайте кого-нибудь из наших». Кто-то немедленно: «Андрей Белый!» Отлично: вместо коньяка можно водку купить, «белую». Потом мы пытались, но тщетно, установить, кто сказал про Белого: Юра Новиков кивает на Иванова, Иванов – на меня, я – на Юру Новикова. В общем, коллективное изобретение, вот этот выкрик, что Андрей Белый: отлично! И то, что он оказался поэт, прозаик и литературовед, нас тоже устроило.
Немедленно возникла идея трёх номинаций, они долгое время продержались. Сначала «Проза» была на первом месте, на втором «Поэзия», потом, в какой-то момент мы их переставили, решили, что поэзия важнее. Третья номинация называлась «Критика», мы сразу договорились, поскольку литературных критиков у нас почти нет, понимать критику очень широко. Первая премия в этой номинации была Борису Гройсу за философию, а дальше полный разброс: от искусствознания до текстологии. Только в XXI веке мы критику выделили именно как критику литературную, а отдельно от неё – гуманитарные исследования, но это уже гораздо позже. Трое лауреатов – естественно, от «сообразить на троих», идиома. Ритуал с выпивкой и закусыванием водки яблоком не однажды уже был описан.
У Бориса Ивановича Иванова есть отчёт о первом присуждении премии в 1978 году Кривулину, Драгомощенко и Гройсу. Драгомощенко, правда, обижался, что ему за прозу дали, а не за поэзию, но мы не могли Кривулина обойти или Елену Шварц. И Лена обижалась, что ей не в первом году премию дали, а во втором. Везде свои обиды. Мы эти обиды, среди прочего, так гасили: у нас несколько лет существовало «анонимное жюри» премии Андрея Белого, состав которого не оглашался. И шорт-листов не было, просто объявлялось, что в этом году этот, этот и этот лауреаты, всё. Когда кто-то был недоволен и, скажем, звонил мне по телефону, я спрашивал:
– А почему ты обращаешься ко мне?
– Ну, ты, известное дело, в жюри входишь.
– А откуда тебе это известно? – такой вот момент игры. – Я, конечно, могу передать твои пожелания членам «анонимного» жюри, но…
В общем, играли в такую игру, и она немного выручала. Тем не менее, обид было немало, у Лены Шварц, у Эрля, который (поэт ведь!) был обижен, что ему дали за текстологию. Он даже в своей лауреатской речи не удержался: «Но я же поэт неслабый!» А потом в кулуарах повторял: «Ну как это можно», – недооценили. Это, к слову сказать, продолжается и по сей день. Наталья Азарова получила премию как переводчица, а она ведь поэт. Несколько было таких недовольств, по разным номинациям.
Рубль возник сразу. Вспомнили премию Гонкура, которая маленькая, то ли один франк, то ли десять, не деньги ведь в премии главное. Но Гонкуровская премия на том выезжала, что тут же издавала лауреата огромным тиражом. А у нас, конечно, никакого тиража.
Так что в чём-то мы подражали, но подражали, не ёрничая. Какие есть возможности, такие и есть. Есть рубль, даём рубль. Была бы тысяча, дали бы тысячу. Когда началась перестройка, каким-то образом у меня появились небольшие деньги, кажется, Гуманитарный фонд имени Пушкина дал. И мы устроили ёлку, год не помню, скорее всего, 1989 или 1990, собрали лауреатов. Приехали [из Москвы] Ольга Седакова, Володя Алейников, [из Екатеринбурга –] Костя Мамаев, явилось много ленинградцев. Я в ёлочные хлопушки завернул большие суммы денег, ну, большие тогда, номинал был большим, может, не такие по нынешним временам и огромные, но тем не менее. И каждый получил по хлопушке с деньгами, было очень весело. Если появилась бы возможность, конечно, учредили бы стипендии. Но саму премию всё равно оставили бы в один рубль – замечательная сумма, не надо искать спонсора, лауреат не страдает, что ему не дали 50 тысяч долларов или сколько там. Так что своя политика у премии получилась.