С новой военной кампанией советского правительства были согласны не все. Так как выходить на улицы и открыто выражать свою позицию в отношении завязавшейся войны возможности не было, люди использовали другие методы протеста - листовки, письма, надписи на стенах с призывами вывести советские войска из Афганистана. Так, например, в 1980 Московская Хельсинкская группа (МХГ) инициировала создание документа «Документ 119» (документ из сборника документов Московской Хельсинкской Группы, 1976 - 1982, идёт под порядковым номером 119), в котором составители обращались ко всем, «в памяти которых жива Вторая Мировая война», с призывом «добиваться выполнения резолюции о немедленном выводе иностранных войск из Афганистана, добиваться выполнения Всеобщей декларации прав человека во всех странах». МХГ развернула сбор подписей, а также информационную кампанию. Их инициатива освещалась в самиздате и иностранных СМИ.

Борис Савельевич Миркин считал Афганскую войну преступной по отношению к народам Советского Союза и Афганистана. В ходе операции «Шторм-333» при штурме дворца Амина был убит президент Афганистана - Хафизулла Амин, обратившийся за помощью к Советскому Союзу. Миркин называет его убийство подлостью. Борис Савельевич в своей автобиографии «Держу ответ» пишет о том, что преступной эту войну можно назвать также потому, что военнослужащие, носившие оружие, применяли его не только против моджахедов, но и против мирных жителей. Преступная, по убеждению Миркина, война забрала жизни многих советских солдат и офицеров. Многие вернулись домой с серьезными нарушениями физического и психического здоровья. Борис Миркин не стал молчать. В феврале 1980 появляется его стихотворение «Путь на юг». Позже, в воспоминаниях он писал о том, что при одном только упоминании этой войны его душа болит. Он выбрал выражать своё возмущение и свою позицию через стихотворения, которые показывал ограниченному кругу коллег и друзей:

Путь на юг

Опять я слышу грохот барабанный,
Походный звук трубы, зовущий в мир иной,
Расхлёстан и разбит путь старый караванный
Колёсами машин и новою войной.

В стремительный набег, как в времена былые,
Вломились мы сюда без спроса, как враги,
Народу той страны ненужные, чужие,
С попыткой навязать им строй моей страны.

Кому нужны, ответь, здесь на седом Востоке,
Иллюзии надежд и сказки чужих стран,
У них свои дела, и боги, и пророки,
Зачем нам было лезть в их грязный балаган.

Зачем везут сюда в афганские долины,
Из муромских лесов и пензенских степей,
Из шумных городов в теплушках грязных, длинных,
Как стадо на убой, дивизии парней.

Когда-нибудь их матери, невесты,
Предъявят этим людям грозный счёт,
И их без жалкой тошнотворной лести,
Преступной сворой назовет народ.

Ужель мы доживем до той счастливой доли,
Иль может быть сойдем в Аида черный мрак,
Но знаю я одно: что не видать нам воли,
Пока сидит на золотом престоле,
Большой мошенник и большой дурак.

февраль 1980 года

Любителю муз и служителю Марса

Заслышав звук трубы военной
Восстань от сна, друг милый мой,
Забудь красоток всей вселенной,
Спеши туда, где тяжкий бой.

Спеши туда, где музам дивным,
Нет места средь высоких гор,
Спеши, неси селеньям мирным –
Войну, пожары и разор.

Спеши, лети на пир кровавый,
Уж стая воронов кружит
Над полем боя, где без славы,
Ты будешь пулею убит.

И в дом родной письмо примчится,
И в нем казенную рукой
Казенный текст, что за границей,
Погиб за край любимый свой.

Какая ложь! Какая подлость!
В обман народ мой вовлечен,
Забыты честь его и гордость,
В разбое миром уличён.

В войну отчизну защищая,
Погибли дед мой и отец,
Сегодня я – защитник края,
«Коммунистического рая»,
Приемлю скорбный их венец!

 30 апреля – 2 мая 1980 года

Сам Борис Миркин на допросе говорил, что в своих стихах он пытался показать свои политические взгляды в отношении советского государства и КПСС. Распространяя их, он хотел поделиться со знакомыми этими взглядами. Во время следствия он заявлял, что сочинял стихотворения для близких и знакомых, пытаясь «завоевать» авторитет среди них. Он признавал, что считает стихи в какой-то мере резкими и грубыми по своему содержанию, но отрицал своё намерение ослабить советский государственный и общественный строй. В своей книге «Держу ответ» Борис Савельевич подчёркивает, что считает обвинение несправедливым. Он пишет о том, что выступать на суде было не перед кем –

«в зале сидели люди из пожарно-пограничного училища (так я называл чекистов), а судье мое выступление – пустая трата времени».

Бывшие сослуживцы описывают Миркина как спокойного, мирного и тихого человека. Например, один из них вспомнил, как Миркин выступал с песнями собственного сочинения под гитару на концертах художественной самодеятельности. По его свидетельству, после ареста Бориса Савельевича все коллеги были очень удивлены и не понимали, что могло послужить причиной ареста. Ознакомившись со стихотворениями, они не нашли ничего, что могло бы послужить серьезным поводом для обвинения.

Борис Савельевич Миркин был освобожден 5 ноября 1984. 7 марта 1990 он был реабилитирован постановлением Президиума Верховного Суда РСФСР за отсутствием в его действиях состава преступления.

Борис Миркин отбывал заключение в лагере «Пермь-35». После освобождения он вернулся в Ленинград, с трудом добившись прописки в родном городе. До выхода на пенсию в 2005 он работал токарем на заводе «Красный выборжец» - эту специальность он освоил в лагере. Вернуться же к работе по профессии фармацевта у него возможности не было. С 1990 и до последних дней Борис Миркин был членом петербургского общества «Мемориал», активно участвовал в жизни общества, был членом Правления. Умер в Санкт-Петербурге 1 апреля 2019.